25 августа в газетах появились одновременно два знаменательных документа: обширная программа намеченных правительством законодательных мер и закон о военно-полевых судах.
«Революция борется не из-за реформ, проведение которых почитает своей обязанностью и правительство, а из-за разрушения самой государственности, крушения монархии и введения социалистического строя» — говорилось в правительственном сообщении. Эти слова, бесспорно, соответствовали истине.
В перечень намеченных реформ входили: свобода вероисповеданий; неприкосновенность личности и гражданское равноправие; улучшение крестьянского землевладения; улучшение быта рабочих (государственное страхование); реформа местного самоуправления (мелкая земская единица); введение земства в Прибалтийском и в Западном крае; земское и городское самоуправление на Царстве Польском; реформа местного суда; реформа средней и высшей школы; введение подоходного налога; объединение полиции и жандармерии и издание нового закона об исключительном положении. Упоминалось также об ускорении подготовки церковного собора и о том, что будет рассмотрен вопрос, какие ограничения для евреев, «как вселяющие лишь раздражение и явно отжившие», могут быть немедленно отменены.
Закон о военно-полевых судах, которому предшествовал длинный перечень террористических актов последнего времени, вводил, в качестве временной меры особые суды из офицеров, ведавшие только дела, где преступление было очевидным. Предание суду происходило в пределах суток после акта убийства или вооруженного грабежа; разбор дела мог длиться не более двух суток; и приговор приводился в исполнение в 24 часа; между преступлением и карой проходило, таким образом, не более 3—4 дней. Это была суровая мера, но едва ли по существу она может считаться более жестокой, чем западно-европейские или американские суды, где преступник ждет казни долгие месяцы, если не годы.

(75)