Протоиерей Валентин Радугин, почетный настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе, – один из старейших клириков Русской Православной Церкви. Мы беседуем с батюшкой о том, что помогало людям хранить веру в годы безбожных гонений на Церковь, о «горячности» верующих прошлых лет и «теплохладности» наших современников, об архимандрите Кирилле (Павлове), вместе с которым отец Валентин учился в семинарии.

«Мы просто жили по заветам старой – верующей – Руси»

– Батюшка, как вы пришли в Церковь? И как возможно было сохранить веру в те страшные безбожные годы?

– Годы, действительно, были страшные… Господь это попустил как большое испытание: Святая некогда Русь сделалась безбожной Русью. Сегодня, например, многие абитуриенты поступают учиться в духовные семинарии «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». Мы же поступали тогда именно «ради Иисуса». В то время вообще поступить в семинарию было очень сложно.

До Великой Отечественной войны я работал на военном заводе. Когда решил поступать в семинарию, написал заявление, но у меня его не приняли – не хватало годков. Потом, когда поступил, оказался в одном классе вместе с будущим отцом Кириллом (Павловым).

Днем мы занимались в закрытом тогда еще Новодевичьем монастыре (там располагалась семинария), а ночью я работал – отрабатывал ночную смену. И так каждый день: ночью работаю на заводе, а днем занимаюсь в семинарии. Так продолжалось в течение года, потом нас перевели в Загорск (ныне Сергиев Посад), тогда я уже ушел с работы. С трудом, но меня все-таки уволили. Ведь я уже мастером был на заводе, меня там ценили.

Надо сказать, что тогда я не был таким уж обращенным ко Христу человеком, хотя вся семья у нас религиозная. В 1920-е годы мы были раскулачены: у нас отобрали лошадь, корову, всё отобрали! И мы бежали в Москву: дедушка, бабушка, папа, мама, я и брат. Поселились вместе в одной комнатке, в Сергиевом переулке.

Повторюсь, все мы были верующими, всегда ходили в храм. Конечно, времена тогда были страшные: к нашему дому по ночам часто подъезжала машина, забирали людей. Естественно, мы тоже боялись, хотя и людьми были самыми простыми: отец мой работал маляром, а мать посудомойкой.

В этом храме, почетным настоятелем которого я сейчас являюсь, – храме преподобного Сергия в Рогожской слободе – я побывал еще семилетним мальчиком. Дедушка меня сюда приводил. А потом уже, много лет спустя, когда мне исполнилось 70 лет, пришел сюда настоятелем. И вот теперь дослужился до «почетного настоятеля», служу здесь уже 20 лет.

– Отец Валентин, а вы никогда не задавались вопросом: почему такие гонения были на веру? Ведь верующие не нарушали советских законов, они были во всем почти обычными советскими людьми…

– Они не были советскими – они были русскими! Такого человека, как «советский человек», нет вообще – есть русский человек! Безбожная светская власть сделала его «советским». Вообще-то «советский» – это значит безбожник! Мы же безбожниками не были. Поэтому все истинные русские верующие люди в то время страдали за Христа! Хотя они и были во всем лояльны советской власти… Они просто не принимали для себя тот образ мышления, который предлагала своим гражданам советская власть – безбожный. Да, они были послушными гражданами своего Отечества, но не хотели разделять это мировоззрение, которое было нам искони чуждым. Мы были воспитаны на другом!

Потому и были противниками всех тех нововведений, которые вводились в стране помимо нашей воли, – всего, что касалось свободы совести. Мы всегда были (да и сейчас тоже) – за нашу добрую, исконную Россию.

– Хотя и говорят сегодня, что в СССР власть была «безбожной», но ведь, если разобраться, по сути она была отчасти религиозной, поскольку вмешивалась в духовную жизни своих граждан.

– Можно, конечно, и так сказать. Хотя ведь и сегодняшняя власть вмешивается, только по-другому. Но советская власть была анти-церковной.

Разумеется, в Церкви и в то время были свои недостатки. Хотя мы и называем себя христианами, но, если честно смотреть на вещи, мы еще очень далеки от этого наименования, от этого идеала, который заповедал нам Христос.

Сейчас, когда я вспоминаю те годы, кажется, что хорошего в той прошлой жизни – тем более если рассматривать бытовые стороны – было очень много. Бензин стоил 4 копейки – дешевле воды! Стакан газированной воды с сиропом – 5 копеек. Подумайте, 4 копейки – литр бензина!..

Коробка спичек стоила 1 копейку, а сейчас – 10 рублей. Подорожание в тысячу раз!.. Когда совершается храмовый сбор с тарелкой и я кладу в нее 10 рублей – то по-старому это только копейка! 1 копейка!..

И куда всё это богатство исчезло? Ведь всё же у нас вроде было тогда в России… Нет, никто мне не ответит на этот вопрос! Все пошло прахом… Почему? Потому что строилось без благословения Божия!

Именно поэтому советская система обязательно должна была развалиться – это закон жизни.

И благочестие, и просвещение в вере должно начинаться с семьи

– Существует такое мнение, что в советское время особенно сильным было церковное благочестие, много народу посещало храмы. И хотя самих храмов было мало, но все они были переполнены. С другой стороны, ведь большинство прихожан тогда – так же, как и сегодня, – вероятно, не были особенно просвещенными в церковном учении…

– Да, наверное. Хотя посмотрите, что делается сегодня: на стадионы собирается иногда до 80 тысяч болельщиков, а храмы в Москве часто пустуют…

Почему так? Я лично считаю, что просвещение в вере должно начинаться с семьи.

Помню, женился мой брат, у него родилась дочка. Когда мама вставала на молитву, то повязывала на голову платочек. И дочка тоже просила: «Мама, дай мне платочек, я тоже буду молиться!»

Протоиерей Валентин Радугин

Благочестие воспитывается в семье. Мы, например, будучи детьми, мало что знали о Христе, о святых, о каких-то евангельских истинах. Но еще мальчиком помню, что у нас в семье было Евангелие, была книга святителя Тихона Задонского, Псалтирь, было что-то еще. Разные духовные книги…

Когда возвращались из храма, дедушка брал книгу и читал. А отец разворачивал газету «Известия»…

Но все мы были религиозными, семья была традиционной, русской, настоящей.

Были ли мы врагами советской власти? Наверное, нет. Нет, пожалуй, врагами не были!.. Но у нас было, конечно, свое собственное мнение по разным вопросам. А это тогда пресекалось…

Помню, читаем как-то списки расстрелянных и думаем про себя: «А за что?» Хороший был человек, открыл школу, а ему «приклеили» название «антисоветский элемент».

Помню, когда я работал преподавателем Минской семинарии, жила рядом одна семья – отца Алексия Кожевникова. Его посадили в тюрьму, потому что, будучи священником, он объявил, что у него находится чудотворная икона. И его обвинили в «антисоветской агитации»!

У меня, уже в моей личной жизни, был однажды такой случай: попросили оставить семинарию. Я им сказал тогда: «Я не сам пришел в семинарию и не сам отсюда уйду! Будет указ из комитета – я ни одного дня тут не останусь!» Тогда прокурор (или кто-то из исполкома) говорит: «Да мы тебя посадим!» – «Нет, я знаю, что это будет незаконно!» Дали мне бумагу и чернила: «Пиши!» Очень своеобразное было тогда отношение к верующим…

– Но этот режим все-таки рухнул. Многие, кстати, пророчествовали давно о том, что это когда-нибудь случится: что Советский Союз сам прекратит свое существование.

– Рухнул, потому что так должно было произойти! Потому что он был построен «на песке». Его идеология касалась только «этой жизни», земного существования, сытого чрева. «Весь мир насилья мы разрушим…» И разрушили. А создали что? Ничего не создали! Мы горазды разрушать, а созидать – мы ничего не созидали… Если созидали – то созидали только для чрева. Ничего высокого, духовного, святого – мы и сейчас не созидаем!..

– Но ведь нравственность советских людей была намного выше, чем сегодня у наших соотечественников.

– Да, конечно! Потому что тогда еще до конца не было искоренено то, что было нажито на Руси веками. Именно поэтому немцы удивлялись, отсылая русских девочек в Германию: как возможно было в стране иметь такое количество девственниц?! Как это можно было сохранить?! А ведь на Руси целомудрие было традиционным.

– Патриотизм тоже был высоким…

– Да, патриотизм выражался как любовь к Родине. Можно сказать, что в действительности мы победили в Великой Отечественной войне не благодаря Коммунистической партии, а вопреки ей! Просто наш русский дух, наша любовь к Родине были неподдельными, не ради красного словца, а настоящими!

И люди шли на смерть не для того, чтобы «защищать КПСС», а защищая свою Родину. И нам было в принципе всё равно, кто у нас во главе правительства, лишь бы он был хорошим, человечным правителем.

«Если я сам – не “намоленный”, откуда же мне взять молитвенное тепло для других?!»

– Я хотел бы вернуться к вопросу о «религиозности» советской власти. Многие культовые представления и понятия она просто «перевернула с ног на голову», ведь и сегодня еще так называемые «мощи» главного вождя коммунизма лежат в сердце России – на Красной площади. А какие проводились советские «крестные ходы» – с «иконами» партийных деятелей, которые толпы советских людей несли высоко над головой, с лозунгами-«молитвами»!.. Да и идеология тоже была в чем-то похожей на церковную, особенно в части соблюдения «заповедей» строителя коммунизма.

И до сих пор мы остаемся жить со всеми этими символами, названиями, определениями! Может быть, нам следовало бы пойти по пути Польши, которая решила раз и навсегда полностью отделаться от своего «советского» периода, уничтожив до основания все напоминания об этом ужасном времени?

– Да, идолы у нас как были, так и остались! Древние славяне, например, носили идол Перуна, сейчас у нас – другие идолы. И, несмотря на просвещенность нашего народа светом Христовым, порой просто удивляешься тому, насколько мы еще язычники!

И вы правы, была в безбожное время и «советская троица»: Маркс, Энгельс и Ленин; были и так называемые «комсомольские крестины», были «комсомольские похороны», «комсомольские свадьбы». Все это как бы «бралось напрокат» из нашей церковной житницы. Но ведь не прижилось!..

На Литургии. СССР, 1970-е годы.

Да, храмов тогда было мало, всего 27 храмов в Москве, но все они были битком набиты. Яблоку некуда было упасть! Мы этим тогда жили: все были рады, что столько народу приходит в храм – и прихожане, и священники.

А что сейчас происходит, например, в нашем храме? Да хоть закрывайте его: никто почти не приходит! Я начинаю служить Литургию – три человека стоит в храме: я, диакон и псаломщик. И всё. Еще, правда, один певец… А ведь когда мы начинали служить, храм был полный!

Конечно, это хорошо, что сегодня открывается множество храмов, но ведь народу-то в них не прибавилось!.. И люди сегодня расцерковлены. Многие из них как бы «откупаются» от Бога: придут в церковь, свечку поставят, и всё!

Но, конечно, во многом тут и мы сами, священники, виноваты. От батюшки ждут доброты, открытости, милосердия, великодушия. А что часто встречают? Зависть страшную, недоброжелательство, невнимание к людям… К сожалению, человек слаб, слаб…

– Отец Валентин, в те годы в Церкви были люди, на которых можно было прихожанам ориентироваться в духовной жизни: они были образцом пастырства, духовнических отношений. А сегодня… Сегодня все больше молодежи приходит в Церковь, но замечено, что молодым священникам как-то все-таки не очень доверяют… Почему?

– Да, именно не доверяют… Видите ли, в чем дело: если я утром дома не помолюсь как следует, то я ничего не передам пастве, поскольку я сам – не «намоленный», я сам – «холодный». Откуда же мне взять молитвенное тепло?!

И будь ты самым прекрасным священником или заслуженным проповедником – твои слова ничего не будут значить, если ты сам не подаешь примера молитвы! Ведь молитва – это настоящий огонь! Как в печку подкладывают дрова? Подложил – и опять тепло. А если священник сам не молится, правило не вычитывает – с Богом у него нет уже близких, доверительных отношений! Конечно, тогда на службу он приходит просто как на работу. Вспомню тут одну семью: мама, папа, красавица дочь. И я ребенка спрашивают: «Кем работает твой папа?» – «Мой папа работает священником!» А сегодня, пожалуй, можно еще и так сказать о нашем духовенстве: «работает монахом»… Ведь многие и монахи у нас сегодня – только лишь по названию. Я знаю, что монахам сейчас даже предоставляется отпуск – и они едут, например, отдыхать в Крым… Но какой может быть «отпуск» у монаха? Я этого не понимаю!..

Когда я работал преподавателем в Одессе, мы с одним монахом иногда ходили по пляжу. Люди лежат, загорают, отдыхают… А он идет по пляжу и четки тянет. «Ты что делаешь?» – спрашиваю. – «Молюсь по четкам!» Так это что, правильно? По-моему, нет. Ты – монах, ты вообще не должен из кельи выходить, там и правило должен читать… Иначе это будет подменой подвига, ложью духовной.

«Это были подвижники духа!»

Встреча выпускников Московской духовной семинарии. 1980-е гг.

– Батюшка, в своей жизни вы встречали многих интересных людей. Расскажите о ком-нибудь из них…

– Мне вспоминается, например, Василий Петрович Агриков (будущий архимандрит Тихон, в схиме – Пантелеимон), Борис Андрющенко (будущий архимандрит Феодор)… Был еще такой архимандрит Иоанн, из Мордовии… Это все были люди, по-настоящему выбравшие монашеское житие.

– Это в годы вашего обучения в Лавре?

– Да. После лекций в академии я, например, обычно шел к отцу Кириллу (Павлову). Захожу к нему в келью – он уставший, бедный… Но такой был всегда благостный, добрый. Часто давал мне коробочку конфет.

Вообще чем он всегда меня привлекал, так это своим смиренным отношением к каждому человеку. Он никогда не выражал своих чувств: недовольства, нетерпения, гнева, других каких-то. Например, и отец Тихон, и отец Феодор могли сказать так: «Я с женщиной рядом стоять не буду!» А отец Кирилл идет с ней под руку по саду монастырскому, не стесняется…

Или, например, встречаемся мы по случаю годовщины нашего выпуска: накроют стол, разные продукты там, но, конечно, и мясо присутствует. Так вот, отец Кирилл никогда не скажет: «Что это за безобразие – мясо монахам предлагать!» Он не будет его есть, но никогда не сделает замечания! Другие могут сказать, осудить, но это, я считаю, неправильно. Ты сам не ешь! А других не осуждай!

Мы после занятий кто куда, а отец Кирилл – за Библию. Читает и плачет. Умиляется Божественным текстом

Если у нас, у кого-то из учащихся, бывали затруднения с текстом Священного Писания – Евангелия или Библии, – то любой мог сказать: «К отцу Кириллу подойди, отец Кирилл знает!» Бегаем иной раз где-нибудь после занятий, развлекаемся, а он – сидит, читает Библию и плачет… Умиляется Божественным текстом… Для него духовные занятия были не только обязанностью, это радость для него была – общение со словом Божиим.

У нас всегда существовал обычай отмечать день Ангела каждого нашего сокурсника, на это мы собирали деньги в складчину. Обычно по три рубля. «Так, сегодня кто именинник?» – «Марк!» (Марк Харитонович Трофимчук. – Н.Б.). – «Собираем ему…» И устраивали такие праздники имениннику. Отец Кирилл тоже вносил свою лепту, хотя часто и не участвовал в праздновании, в общей трапезе: он был и воздержником, и постником большим.

– А отец Кирилл сразу начал принимать народ в Лавре?

– Нет, не сразу, конечно. Хотя народ сразу его понял: даже один внешний вид его показывал всем, что он – действительно любвеобильный старец. Попасть к нему на исповедь бывало очень трудно – такая очередь стоит обычно, что люди ждали до изнеможения.

Я тоже часто бывал у него, исповедовался. Он: «Ну я же тебе говорил: не делай этого!» Или так: «Что же ты не слушаешься? Нельзя так делать!» Он всегда был очень искренним и любвеобильным.

В семинарию нас поступало в 1947 году 100 человек. Выпуск наш состоял из 14 человек. Сейчас все умерли из нашего выпуска, один только я остался. Всех похоронил…