В Триоди нет специального последования этой службы. Обычно после вечернего богослужения или после Литургии совершается полная панихида, в которую включаются и пасхальные песнопения. Устав в строгом смысле не допускает включение заупокойных песнопений в чин панихиды. Поэтому любые последования панихиды, совершаемые в приходской практике, в которых допускается смешение пасхального и заупокойного элемента, можно рассматривать как неуставное литургическое творчество.

Есть две практики; условно их можно назвать «московская» и «петербургская». Каждая практика устанавливает свой баланс между пасхальными и заупокойными песнопениями.

В московском варианте, который заимствован нами из книги архимандрита Иоанна (Маслова), за основу берется сокращенное последование пасхальной утрени, в которое, в свою очередь, вставляются заупокойные молитвословия. То есть в этой версии, в отличие от предыдущей, акцент смещается в сторону пасхальных песнопений.

«Благословен Бог наш…»

«Христос воскресе…» (трижды). Стихи: «Да воскреснет Бог…» с пением тропаря: «Христос воскресе…». Во время пения этих стихов священник совершает малое каждение с пасхальным трисвечником.

Мирная заупокойная ектения.

Пасхальный канон (ирмосы без тропарей, без припева: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих»).

По 3-й песни — малая заупокойная ектения и ипакои: «Предварившия утро…».

По 6-й песни — малая заупокойная ектения, кондаки «Со святыми упокой…» и «Аще и во гроб…».

По 9-й песни — малая заупокойная ектения. «Плотию уснув…».

Воскресные тропари: «Благословен еси, Господи… Ангельский собор…». Совершается полное каждение храма.

Стихиры Пасхи.

Сугубая заупокойная ектения.

«Премудрость», «Христос воскресе…» (трижды). Затем священнослужители запевают до середины «Христос воскресе…», а хор заканчивает, и отпуст: «Воскресый из мертвых Христос, истинный Бог наш…».

Диакон возглашает: «Во блаженном успении…» и поется «Вечная память»

(1)

Свя­щен­но­му­че­ник Ар­те­мон ро­дил­ся в пер­вой по­ло­вине III-го ве­ка в Ла­оди­кии Си­рий­ской от хри­сти­ан­ских ро­ди­те­лей. С юных лет он по­свя­тил се­бя слу­же­нию Церк­ви. В 16-лет­нем воз­расте свя­той был по­став­лен чте­цом и в этом зва­нии тру­дил­ся в те­че­ние 12 лет. За усер­дие к бо­же­ствен­ным служ­бам свя­ти­тель Си­си­ний воз­вел его в сан диа­ко­на. С та­кой же рев­но­стью и ста­ра­ни­ем свя­той Ар­те­мон ис­пол­нял это слу­же­ние в те­че­ние 28 лет, по­сле че­го был ру­ко­по­ло­жен во пре­сви­те­ра. В этом сане свя­той Ар­те­мон слу­жил в Церк­ви Бо­жи­ей 33 го­да, про­по­ве­дуя хри­сти­ан­скую ве­ру сре­ди языч­ни­ков. Ко­гда им­пе­ра­тор Дио­кли­ти­ан (284–305) на­чал же­сто­кое го­не­ние на хри­сти­ан, свя­той Ар­те­мон был уже стар­цем. Им­пе­ра­тор из­дал указ, чтобы все хри­сти­ане при­нес­ли жерт­вы идо­лам. Свя­ти­тель Си­си­ний, узнав о ско­ром при­бы­тии в Ла­оди­кий­скую об­ласть во­е­на­чаль­ни­ка Пат­ри­кия, вме­сте со свя­щен­ни­ком Ар­те­мо­ном про­ник в ка­пи­ще бо­ги­ни Ар­те­ми­ды. Там они раз­би­ли и со­жгли идо­лов.

За­тем свя­ти­тель Си­си­ний и свя­той Ар­те­мон со­бра­ли паст­ву в церк­ви и го­ря­чо убеж­да­ли хри­сти­ан оста­вать­ся твер­ды­ми в ве­ре и не стра­шить­ся угроз му­чи­те­лей.

При­быв в Ла­оди­кию, Пат­ри­кий устро­ил пя­ти­днев­ные тор­же­ства в честь язы­че­ских бо­гов, а за­тем на­пра­вил­ся в ка­пи­ще Ар­те­ми­ды для при­не­се­ния жерт­вы. Он узнал, кто раз­ру­шил ка­пи­ще, и с от­ря­дом во­и­нов на­пра­вил­ся к церк­ви, где мо­ли­лись хри­сти­ане. Не дой­дя до церк­ви, Пат­ри­кий по­чув­ство­вал вне­зап­ный озноб, а за­тем жар, так что его при­шлось, еле жи­во­го, вне­сти в пер­вый на­хо­див­ший­ся на пу­ти дом. «Хри­сти­ане про­кля­ли ме­ня, и это их Бог му­чит ме­ня», – ска­зал он при­бли­жен­ным. Моль­бы Пат­ри­кия к идо­лам не об­лег­чи­ли его стра­да­ний. Он по­слал гон­ца к свя­ти­те­лю Си­си­нию и про­сил его по­мо­щи, обе­щая в бла­го­дар­ность сде­лать зо­ло­тую ста­тую епи­ско­па. Свя­ти­тель от­ве­тил: «Зо­ло­то твое да бу­дет с то­бою, а ес­ли хо­чешь ис­це­лить­ся, уве­руй во Хри­ста».

Пат­ри­кий ис­пу­гал­ся смер­ти и объ­явил, что ве­ру­ет во Хри­ста. По мо­лит­ве свя­ти­те­ля Си­си­ния бо­лезнь оста­ви­ла его. Но со­вер­шив­ше­е­ся чу­до не из­ме­ни­ло за­кос­не­лой ду­ши языч­ни­ка. Хо­тя он не тро­нул свя­ти­те­ля Си­син­ия, од­на­ко от­пра­вил­ся вы­пол­нять им­пе­ра­тор­ский указ к дру­гим хри­сти­а­нам в го­род Ке­са­рию. По пу­ти он встре­тил стар­ца, за ко­то­рым шли по­пар­но шесть ди­ких ослов и два оле­ня. Это был свя­щен­ник Ар­те­мон.

На во­прос Пат­ри­кия, как он смог по­ве­сти за со­бой ди­ких зве­рей, свя­той Ар­те­мон от­ве­тил, что Хри­сто­ву Име­ни по­ви­ну­ет­ся всё в ми­ре и для ис­тин­ной ве­ры во Хри­ста нет ни­че­го невоз­мож­но­го.

Пат­ри­кий узнал от языч­ни­ков, что встре­чен­ный на пу­ти ста­рец – тот са­мый Ар­те­мон, ко­то­рый раз­ру­шил ка­пи­ще Ар­те­ми­ды. Он при­ка­зал схва­тить его и от­ве­сти в го­род Ке­са­рию.

Свя­той Ар­те­мон без стра­ха по­сле­до­вал за во­и­на­ми, а жи­вот­ным при­ка­зал ид­ти к свя­ти­те­лю Си­си­нию.

Один из оле­ней по­лу­чил от Бо­га дар сло­ва и рас­ска­зал свя­ти­те­лю, что слу­чи­лось со свя­тым Ар­те­мо­ном. Свя­ти­тель по­слал ему в Ке­са­рию бла­го­сло­ве­ние и просфо­ру через диа­ко­на.

В Ке­са­рии Пат­ри­кий вы­звал свя­то­го Ар­те­мо­на на суд и стал при­нуж­дать его при­не­сти жерт­ву в ка­пи­ще Ас­кле­пия. В том ка­пи­ще жи­ло мно­же­ство ядо­ви­тых змей. Жре­цы ни­ко­гда не от­кры­ва­ли две­рей, не при­не­ся пред­ва­ри­тель­но жерт­ву идо­лу. Но свя­той Ар­те­мон, при­звав имя Иису­са Хри­ста, без вся­ко­го стра­ха во­шел в ка­пи­ще и вы­вел от­ту­да мно­же­ство змей. Языч­ни­ки об­ра­ти­лись в бег­ство, но свя­той оста­но­вил их и сво­им ду­но­ве­ни­ем умерт­вил змей. Один из жре­цов, Ви­та­лий, уве­ро­вал во Хри­ста и про­сил свя­то­го Ар­те­мо­на кре­стить его.

Пат­ри­кий ду­мал, что свя­той Ар­те­мон умерт­вил змей волх­во­ва­ни­ем, и сно­ва стал до­пра­ши­вать его и ис­тя­зать. В то вре­мя в Ке­са­рию при­бе­жал олень, го­во­рив­ший со свя­ти­те­лем Си­си­ни­ем. Олень стал ли­зать сто­пы му­че­ни­ка, а за­тем, сно­ва по­лу­чив от Бо­га дар сло­ва, об­ли­чил Пат­ри­кия, пред­ска­зав ему ско­рую смерть в ки­пя­щем кот­ле. Пат­ри­кий ис­пу­гал­ся, что чу­де­са, со­вер­ша­е­мые свя­тым Ар­те­мо­ном, при­вле­кут к нему еще боль­ше на­ро­да, и при­ка­зал каз­нить его.

Огром­ный ко­тел на­пол­ни­ли ки­пя­щей смо­лой. Во­и­ны долж­ны бы­ли бро­сить ту­да свя­то­го Ар­те­мо­на. Но ко­гда Пат­ри­кий подъ­е­хал на коне к кот­лу, же­лая про­ве­рить, ки­пит ли смо­ла, два Ан­ге­ла в ви­де ор­лов схва­ти­ли и бро­си­ли его в ко­тел, а му­че­ник Ар­те­мон остал­ся жив. По мо­лит­ве свя­то­го из зем­ли ис­шел род­ник, в ко­то­ром он кре­стил жре­ца Ви­та­лия и мно­гих языч­ни­ков, уве­ро­вав­ших во Хри­ста. На сле­ду­ю­щее утро свя­той Ар­те­мон при­ча­стил но­во­кре­щеных Свя­тых Тайн.

Епи­скоп Ке­са­рий­ский при­шел при­вет­ство­вать свя­то­го Ар­те­мо­на. Он от­ме­тил ме­сто, где стра­дал му­че­ник, и впо­след­ствии ос­но­вал здесь цер­ковь. Мно­гие кре­стив­ши­е­ся бы­ли по­свя­ще­ны во диа­ко­нов и свя­щен­ни­ков, а Ви­та­лий по­став­лен епи­ско­пом Па­ле­стин­ским. Свя­щен­но­му­че­ник Ар­те­мон по зо­ву Бо­же­ствен­но­го гла­са по­шел с про­по­ве­дью Еван­ге­лия в Асию, в се­ле­ние Ву­ли. По до­ро­ге его вос­хи­тил Ан­гел и пе­ре­нес в от­кры­тое ему в ви­де­нии се­ле­ние. Там он мно­гих об­ра­тил к ве­ре во Хри­ста. Языч­ни­ки схва­ти­ли свя­то­го и от­сек­ли ему го­ло­ву († 303).

(11)

(23)

Во свя­тую и Ве­ли­кую Пят­ни­цу мы вос­по­ми­на­ем свя­тые, спа­си­тель­ные и страш­ные стра­да­ния Гос­по­да и Бо­га и Спа­са на­ше­го Иису­са Хри­ста, ко­то­рые Он доб­ро­воль­но пре­тер­пел за нас. Опле­ва­ния, из­би­е­ния, по­ще­чи­ны, по­но­ше­ния, на­смеш­ки, баг­ря­ни­ца, трость, губ­ка, ук­сус, гвоз­ди, ко­пье, и по­сле все­го это­го Крест и смерть, — все это име­ло ме­сто в пят­ни­цу. По­сле то­го как Иисус, про­дан­ный дру­гом и уче­ни­ком за трид­цать среб­ре­ни­ков, был взят, Его от­ве­ли сна­ча­ла к пер­во­свя­щен­ни­ку Анне, ко­то­рый ото­слал Его к Ка­иа­фе, где Гос­подь был опле­ван, по­лу­чал по­ще­чи­ны, вдо­ба­вок был уни­жен и осме­ян, слы­ша: про­ре­ки нам, Хри­стос, кто уда­рил Те­бя? (Мф.26:68). Ту­да же при­шли и лже­сви­де­те­ли, ис­ка­жав­шие Его сло­ва: раз­рушь­те храм сей, и Я в три дня воз­двиг­ну его (Ин.2:19). А ко­гда Он на­звал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им, то ар­хи­ерей разо­драл одеж­ды свои (в знак то­го, что) не мо­жет тер­петь бо­го­хуль­ства.

При на­ступ­ле­нии утра Иису­са от­ве­ли к Пи­ла­ту; и иудеи не во­шли в пре­то­рию, го­во­рит (еван­ге­лист Иоанн), чтобы не осквер­нить­ся, но чтобы (мож­но бы­ло) есть пас­ху (Ин.18:28). Или здесь под пас­хой он под­ра­зу­ме­ва­ет весь (се­ми­днев­ный) празд­ник, или она и на этот раз бы­ла в по­ло­жен­ное вре­мя (в пят­ни­цу ве­че­ром), но Хри­стос со­вер­шил за­кон­ную пас­ху на один день рань­ше, по­то­му что в пят­ни­цу хо­тел быть за­клан­ным од­новре­мен­но с (пас­халь­ным агн­цем).

Пи­лат, вый­дя (к ним), спро­сил, в чем (они) об­ви­ня­ют Иису­са, и по­сколь­ку не на­шел ни­че­го до­стой­но­го об­ви­не­ния, то по­слал Его к Иро­ду, а по­след­ний — сно­ва к Пи­ла­ту. Иудеи же стре­ми­лись убить Иису­са. Пи­лат ска­зал им: возь­ми­те Его вы, и рас­пни­те, и по за­ко­ну ва­ше­му су­ди­те Его (ср.: Ин.18:31,19:6). Они от­ве­ча­ли ему: нам не поз­во­ле­но пре­да­вать смер­ти ни­ко­го (Ин.18:31), по­буж­дая Пи­ла­та рас­пять (Его). Пи­лат спро­сил Хри­ста, Царь ли Он Иудей­ский. Он при­знал Се­бя Ца­рем, но Веч­ным, го­во­ря: Цар­ство Мое не от ми­ра се­го (Ин.18:36). Пи­лат, же­лая Его осво­бо­дить, сна­ча­ла ска­зал, что не на­хо­дит в Нем ни­ка­кой бла­го­вид­ной ви­ны, а по­том пред­ло­жил, по обы­чаю, ра­ди празд­ни­ка от­пу­стить им од­но­го уз­ни­ка, — но они вы­бра­ли Ва­рав­ву, а не Хри­ста (см.: Ин.18:38-40).

То­гда Пи­лат, пре­да­вая им Иису­са, преж­де ве­лел бить Его, по­том вы­вел к ним под стра­жей, оде­то­го в баг­ря­ни­цу, увен­чан­но­го тер­но­вым вен­цом, со вло­жен­ной в пра­вую ру­ку тро­стью, осме­ян­но­го во­и­на­ми, го­во­рив­ши­ми: ра­дуй­ся, Царь Иудей­ский! (см.: Ин.19:1-5; Мф.27:29; Мк.15:16-19). Од­на­ко, над­ру­гав­шись так, чтобы уто­лить их гнев, Пи­лат вновь ска­зал: я ни­че­го до­стой­но­го смер­ти не на­шел в Нем (Лк.23:22). Но они от­ве­ча­ли: Он дол­жен уме­реть, по­то­му что сде­лал Се­бя Сы­ном Бо­жи­им (Ин.19:7). Ко­гда они так го­во­ри­ли, Иисус мол­чал, а на­род кри­чал Пи­ла­ту: рас­пни, рас­пни Его! (Лк.23:21). Ибо через по­зор­ную смерть (ка­кой пре­да­ва­ли раз­бой­ни­ков) иудеи хо­те­ли опо­ро­чить Его, чтобы ис­тре­бить доб­рую па­мять о Нем. Пи­лат же, как бы при­сты­жая их, го­во­рит: Ца­ря ли ва­ше­го рас­пну? Они от­ве­ча­ли: нет у нас ца­ря, кро­ме ке­са­ря (Ин.19:15). По­сколь­ку об­ви­не­ни­ем в бо­го­хуль­стве они ни­че­го не до­би­лись, то на­во­дят на Пи­ла­та страх от ке­са­ря, чтобы хоть та­ким спо­со­бом ис­пол­нить свой безум­ный за­мы­сел, для че­го го­во­рят: вся­кий, де­ла­ю­щий се­бя ца­рем, про­тив­ник ке­са­рю (Ин.19:12). Меж­ду тем же­на Пи­ла­та, устра­шен­ная сна­ми, по­сла­ла ему ска­зать: не де­лай ни­че­го Пра­вед­ни­ку То­му, по­то­му что я ныне во сне мно­го по­стра­да­ла за Него (Мф.27:19); и Пи­лат, умыв ру­ки, от­ри­цал свою ви­нов­ность в (про­ли­тии) кро­ви Его (см.: Мф.27:24). Иудеи же кри­ча­ли: кровь Его на нас и на де­тях на­ших (Мф.27:25); ес­ли от­пу­стишь Его, ты не друг ке­са­рю (Ин.19:12).

То­гда Пи­лат, ис­пу­гав­шись, от­пу­стил им Ва­рав­ву, а Иису­са пре­дал на рас­пя­тие (ср.: Мф.27:26), хо­тя втайне и знал, что Тот непо­ви­нен. Уви­дев это, Иуда, бро­сив среб­ре­ни­ки (в хра­ме), вы­шел, по­шел и уда­вил­ся (см.: Мф.27:3-5), по­ве­сив­шись на де­ре­ве, а по­сле, силь­но вздув­шись, лоп­нул. Во­и­ны же, на­сме­яв­шись над Иису­сом и бив тро­стью по го­ло­ве (Мф.27:27-30), воз­ло­жи­ли на Него крест; по­том, за­хва­тив Си­мо­на Ки­ри­не­яни­на, за­ста­ви­ли нести крест Его (ср.: Мф.27:32; Лк.23:26; Ин.19:17).

Око­ло тре­тье­го ча­са, при­дя на Лоб­ное ме­сто, там рас­пя­ли Иису­са и по обе сто­ро­ны от Него двух раз­бой­ни­ков, чтобы и Он был при­чтен к зло­де­ям (ср.: Мк.15:27-28; Ис.53:12). Во­и­ны раз­де­ли­ли одеж­ды Его из-за бед­но­сти (их), бро­сая жре­бий о цель­но­тка­ном хи­тоне, при­чи­няя Ему мно­же­ство вся­че­ских оскорб­ле­ний — не толь­ко этим, но и из­де­ва­ясь (над Ним), ко­гда Он ви­сел на кре­сте, го­во­ри­ли: э! раз­ру­ша­ю­щий храм и в три дня со­зи­да­ю­щий! спа­си Се­бя Са­мо­го. И еще: дру­гих спа­сал, а Се­бя не мо­жет спа­сти. И еще: ес­ли Он Царь Из­ра­илев, пусть те­перь сой­дет с Кре­ста, и уве­ру­ем в Него (Мк.15:29-31; Мф.27:40,42).

И ес­ли они дей­стви­тель­но го­во­ри­ли прав­ду, то по­до­ба­ло им без со­мне­ний об­ра­тить­ся к Нему, — ведь от­кры­лось, что Он Царь не толь­ко Из­ра­и­ля, но и все­го ми­ра. Ибо для че­го по­мерк­ло солн­це на три ча­са, да еще в пол­день? — Чтобы все узна­ли о (Его) стра­да­ни­ях. Зем­ля по­тряс­лась и кам­ни рас­се­лись, — чтобы об­на­ру­жи­лось, что Он мог это сде­лать и с иуде­я­ми; мно­гие те­ла (усоп­ших) вос­крес­ли — в до­ка­за­тель­ство все­об­ще­го вос­кре­се­ния и для яв­ле­ния си­лы Стра­дав­ше­го. За­ве­са в хра­ме разо­дра­лась (Мф.27:51), как буд­то храм гне­вал­ся (раз­ры­вая свою одеж­ду) за то, что стра­да­ет Про­слав­ля­е­мый в нем, и всем от­кры­лось неви­ди­мое преж­де (Свя­тое Свя­тых).

Итак, Хри­стос был рас­пят в тре­тий час, как го­во­рит свя­той Марк (см.: Мк.15:25), от ше­сто­го же ча­са тьма бы­ла до ча­са де­вя­то­го (Мф.27:45; ср.: Мк.15:33). То­гда и Лон­гин сот­ник, ви­дя солн­це (по­мерк­шее) и дру­гие зна­ме­ния, (устра­шил­ся) весь­ма и ска­зал: во­ис­ти­ну, Он был Сын Бо­жий (Мф.27:54; ср.: Мк.15:39; Лк.23:47). Один из раз­бой­ни­ков зло­сло­вил Иису­са, а дру­гой уни­мал его, ре­ши­тель­но за­пре­щая ему, и ис­по­ве­дал Хри­ста Сы­ном Бо­жи­им. Воз­на­граж­дая его ве­ру, Спа­си­тель обе­щал ему пре­бы­ва­ние с Со­бою в раю (см.: Лк.23:39-43).

В до­вер­ше­ние ко всем из­де­ва­тель­ствам, Пи­лат на­пи­сал и над­пись на кре­сте, гла­сив­шую: Иисус На­зо­рей, Царь Иудей­ский (Ин.19:19). Хо­тя (пер­во­свя­щен­ни­ки) и не поз­во­ля­ли Пи­ла­ту пи­сать так, но что Он го­во­рил: (Я Царь Иудей­ский), од­на­ко Пи­лат воз­ра­зил: что я на­пи­сал, то на­пи­сал (см.: Ин.19:21-22). По­том Спа­си­тель про­из­нес: жаж­ду, — и Ему да­ли ис­соп с ук­су­сом. Ска­зав: со­вер­ши­лось! — и пре­кло­нив гла­ву, (Он) пре­дал дух (см.: Ин.19:28-30).

Ко­гда все разо­шлись, при Кре­сте сто­я­ли Ма­терь Его, и сест­ра Ма­те­ри Его, Ма­рия Клео­по­ва, рож­ден­ная от Иоси­фа по­сле то­го как Клео­па умер без­дет­ным; а так­же лю­би­мый уче­ник Гос­по­да Иоанн (см.: Ин.19:25-26). Обе­зу­мев­шие же иудеи, ко­то­рым недо­ста­точ­но бы­ло ви­деть те­ло на кре­сте, про­си­ли Пи­ла­та, так как то­гда бы­ла пят­ни­ца и ве­ли­кий празд­ник Пас­хи, (при­ка­зать) пе­ре­бить у осуж­ден­ных го­ле­ни, чтобы ско­рее на­сту­пи­ла смерть. И у дво­их пе­ре­би­ли го­ле­ни, по­то­му что они бы­ли еще жи­вы. Но, при­дя к Иису­су, как уви­де­ли Его уже умер­шим, не пе­ре­би­ли у Него го­ле­ней, но один из во­и­нов, по име­ни Лон­гин, уго­ждая безум­ным, под­нял ко­пье и прон­зил Хри­сту реб­ра с пра­вой сто­ро­ны, и тот­час ис­тек­ла кровь и во­да (см.: Ин.19:31-34).

Пер­вое по­ка­зы­ва­ет, что Он че­ло­век, а вто­рое — что Он вы­ше че­ло­ве­ка. Или кровь — для Та­ин­ства Бо­же­ствен­но­го при­ча­ще­ния, а во­да — для кре­ще­ния, ибо те два ис­точ­ни­ка по­ис­ти­не да­ют на­ча­ло Та­ин­ствам. И Иоанн, ви­дев­ший это, за­сви­де­тель­ство­вал, и ис­тин­но сви­де­тель­ство его (Ин.19:35), ведь на­пи­сал при­сут­ство­вав­ший там и ви­дев­ший все сво­и­ми гла­за­ми; и ес­ли бы он хо­тел го­во­рить ложь, не за­пи­сы­вал бы то­го, что счи­та­лось бес­че­сти­ем для Учи­те­ля. Го­во­рят, буд­то он то­гда со­брал в некий со­суд Бо­же­ствен­ную и Пре­чи­стую Кровь из ис­то­ча­ю­щих жизнь ре­бер.

По­сле этих уди­ви­тель­ных со­бы­тий, как уже на­стал ве­чер, при­шел Иосиф из Ари­ма­феи — так­же уче­ник Иису­са, но тай­ный, осме­лил­ся вой­ти к Пи­ла­ту, бу­дучи из­ве­стен ему, и про­сил те­ла Иису­со­ва (ср.: Мк.15:42-43; Ин.19:38); и Пи­лат поз­во­лил взять те­ло (Ин.19:38). Иосиф, сняв его с кре­ста, по­ло­жил со вся­ким бла­го­го­ве­ни­ем. При­шел так­же и Ни­ко­дим, — при­хо­див­ший преж­де (к Иису­су) но­чью, — и при­нес некий со­став из смир­ны и алоэ, при­го­тов­лен­ный в до­ста­точ­ном ко­ли­че­стве (ср.: Ин.19:39). Об­вив (те­ло) пе­ле­на­ми с бла­го­во­ни­я­ми, как обык­но­вен­но по­гре­ба­ют иудеи, они по­ло­жи­ли его по­бли­зо­сти, в гро­бе Иоси­фа, вы­се­чен­ном в ска­ле, где еще ни­кто не был по­ло­жен (ср.: Лк.23:53; Ин.19:40). (Так устро­и­лось для то­го), чтобы, ко­гда Хри­стос вос­креснет, вос­кре­се­ние не мог­ло быть при­пи­са­но ко­му-ни­будь дру­го­му (ле­жав­ше­му вме­сте с Ним). Смесь же алоэ и смир­ны еван­ге­лист упо­мя­нул по­то­му, что она очень клей­кая, — чтобы мы, ко­гда услы­шим о пе­ле­нах и го­лов­ных по­вяз­ках, остав­лен­ных во гро­бе (см.: Ин.20:6-7), не ду­ма­ли, буд­то те­ло Хри­сто­во укра­де­но: ибо как мож­но бы­ло, не имея до­ста­точ­но вре­ме­ни, ото­рвать их, на­столь­ко силь­но при­лип­шие к те­лу?

Все это чу­дес­но со­вер­ши­лось в ту пят­ни­цу, и бо­го­нос­ные от­цы по­ве­ле­ли нам тво­рить па­мять обо всем этом с со­кру­ше­ни­ем серд­ца и уми­ле­ни­ем. За­ме­ча­тель­но и то, что Гос­подь рас­пял­ся в ше­стой день сед­ми­цы — в пят­ни­цу, так же как и в на­ча­ле в ше­стой день был со­здан че­ло­век. А в ше­стой час дня был по­ве­шен на кре­сте, как и Адам, го­во­рят, в этот час про­стер ру­ки, при­кос­нул­ся к за­прет­но­му дре­ву и умер, по­сколь­ку по­до­ба­ло ему сно­ва вос­со­здать­ся в тот же час, в ка­кой он пал. А в са­ду — как и Адам в раю. Горь­кое пи­тие — по об­ра­зу (Ада­мо­ва) вку­ше­ния. По­ще­чи­ны озна­ча­ли на­ше осво­бож­де­ние. Опле­ва­ние и по­зор­ное вы­ве­де­ние в со­про­вож­де­нии во­и­нов — по­чет для нас. Тер­но­вый ве­нец — устра­не­ние на­ше­го про­кля­тия. Баг­ря­ни­ца — как ко­жа­ные одеж­ды или на­ше цар­ское убран­ство. Гвоз­ди — окон­ча­тель­ное умерщ­вле­ние на­ше­го гре­ха. Крест — дре­во рай­ское. Прон­зен­ные реб­ра изо­бра­жа­ли Ада­мо­во реб­ро, из ко­то­ро­го (про­изо­шла) Ева, от ко­то­рой — пре­ступ­ле­ние. Ко­пье — устра­ня­ет от ме­ня ог­нен­ный меч (см.: Быт.3:24). Во­да из ре­бер — об­раз кре­ще­ния. Кровь и трость — ими Он, как Царь, под­пи­сал крас­ны­ми бук­ва­ми (гра­мо­ту), да­ро­вав нам древ­нее оте­че­ство. Есть пре­да­ние, что Ада­мо­ва го­ло­ва ле­жа­ла там, где был рас­пят Хри­стос — Гла­ва всех, и омы­лась ис­тек­шею кро­вью Хри­сто­вой, — по­че­му это ме­сто и име­ну­ет­ся Лоб­ным.

При по­то­пе че­реп Ада­ма вы­мы­ло из зем­ли, и кость пла­ва­ла на во­де, как некое яв­ное чу­до. Со­ло­мон со всем сво­им вой­ском, по­чтив пра­от­ца, по­крыл его мно­же­ством кам­ней на ме­сте, ко­то­рое с тех пор на­зва­но «по­стлан­ное кам­нем». Ве­ли­чай­шие из свя­тых го­во­рят, что, по пре­да­нию, Адам был по­гре­бен там Ан­ге­лом. Итак, где был труп, ту­да при­шел и орел — Хри­стос, Веч­ный Царь, Но­вый Адам, дре­вом ис­це­ля­ю­щий вет­хо­го Ада­ма, пав­ше­го через дре­во. Хри­сте Бо­же, по чуд­но­му и неиз­ме­ри­мо­му Тво­е­му ми­ло­сер­дию к нам, по­ми­луй нас.

Аминь.

(5)

«Вербное Воскресенье» – так обычно называют в народе праздник Входа Господня в Иерусалим. Православные христиане спешат в церковь с пучками пушистых верб. Нас охватывает радостное предчувствие: через неделю – Пасха! Но при чем здесь вербы, о которых ничего не знали евангельские герои? Каков вообще исторический смысл праздника?

Обратимся к евангельской истории

Ранняя весна 30 г. от Рождества Христова. В Иерусалим уже прибыл военный губернатор (прокуратор, точнее – префект) Иудеи Понтий Пилат, чтобы наблюдать за мятежными подданными. Скоро еврейская Пасха, и за шесть дней до нее Христос направляется к городским воротам, словно желая воссесть на принадлежащий Ему царский престол, впервые позволяя называть себя Царем. Это – последняя попытка обратить людей от политических заблуждений, указав истинный характер своего Царства «не от мира сего». Поэтому под Иисусом не боевой конь, но кроткий осел, символизирующий мир. А люди размахивают пальмовыми ветвями и кричат осанна! («спасай нас!»). Они ждут, что Он явит божественную силу, ненавистные римские оккупанты будут уничтожены – и придет вечное Мессианское Царство. Но Христос не будет истреблять римские легионы и изменять политическое устройство мира. Это бессмысленно, если нет обновления нравственного. Подобные попытки оборачиваются еще большей бедой.

Пройдет четыре дня, и неверные ученики в страхе разбегутся из ночного Гефсиманского сада, оставив связанного Учителя в руках стражи; а толпа, ныне приветствующая Мессию восторженными криками, будет в озлоблении вопить: «Распни, распни Его!» Он обманет ее надежды…

Подражая современникам Христа, мы тоже встречаем Его с зелеными ветвями в руках. Христиане Востока – с ветвями финиковых пальм, лавра, цветами. У жителей Севера они поневоле заменяются вербами – первыми зеленеющими деревьями. Они освящаются в канун праздника, на Всенощном бдении, после чтения Евангелия. В народе получили распространение различные «вербные» обычаи и обряды: хранить освященную в церкви вербу в течение года, украшать ей домашние иконы и ставить на подоконники, приносить на могилы родственников, окроплять вербной кистью, смоченной в святой воде, домашний скот, есть вербную кашу, сваренную с едва распустившимися почками ивы и ее сережками. «И тех же верб сквозные прутья, / И тех же белых почек вздутья / И на окне, и на распутье, / На улице и в мастерской…» (Б. Пастернак). В последнее время православный обычай приходить в храмы с вербами наблюдается у российских католиков.

В России XVII в. в этот день совершался красочный обряд «Шествия на осляти». Особенным великолепием он отличался во времена патриарха Никона (1652–1658) и царя Алексея Михайловича. Шествие начиналось от Царской площади у Покровского (Василия Блаженного) собора, в котором патриарх и царь облачались в шитые золотом и жемчугами ризы. На Лобном месте происходила раздача ветвей вербы и даже настоящих пальмовых ветвей, привозившихся из Персии. Затем, по сообщению гостя из Курляндии Якова Рейтенфельса, «царь, пешком, ведет лошадь (вместо осла), на которой сидит патриарх, за красный повод, в Кремль. Впереди же всех едет повозка, везомая лошадьми в великолепных попонах, на которых стоят искусственные деревья, обильно увешанные цветами и плодами. На ветвях их сидят несколько маленьких мальчиков, наряженных ангелами, и весело приветствующих пением осанна!».

Впереди царя шли стольники, а окружали его бояре, окольничие и думные дворяне. Патриарх во время шествия осенял народ крестом. За ним шли церковные иерархи в богатейших облачениях. Церемонию заключали гости. Шествие тихо приближалось к Спасским воротам. В это время начинался общий звон, как в Кремле, так и по всем многочисленным московским церквам, и продолжался до вступления царя и патриарха в Успенский собор. Гудел воздух над столицей, и благовест разносился на много верст вокруг!

В 1683 г. «осля» под патриархом вел одиннадцатилетний Петр Алексеевич; затем, до 1693 г. включительно, его водили оба брата-соправителя, Петр и Иван, после чего свидетельства о шествии исчезают. Повзрослевший Петр уничтожил это действо, считая его для себя унизительным, а вскоре упразднил и само патриаршество на Руси.

(22)

С Ла­за­ре­вой суб­бо­ты цер­ков­ные пес­но­пе­ния на­чи­на­ют ве­сти ве­ру­ю­щих по сто­пам Гос­по­да. Вре­ме­ни Его зем­ной жиз­ни оста­лось ме­нее неде­ли. Час ве­ли­ко­го Ис­хо­да бли­зок. «Об­щее вос­кре­се­ние преж­де Тво­ея стра­сти уве­ряя, из мерт­вых воз­двигл еси Ла­за­ря, Хри­сте Бо­же…», – слы­шим мы пе­ние празд­нич­но­го тро­па­ря.

«Вос­кре­ше­ние Ла­за­ря – по­след­нее ве­ли­кое чу­до Хри­ста, по­след­ний от­блеск Сла­вы Его пе­ред но­чью стра­стей. Еван­ге­лист Иоанн изо­бра­жа­ет это со­бы­тие как оче­ви­дец, с по­ра­зи­тель­ной, по­чти ося­за­е­мой до­сто­вер­но­стью. Ви­дишь бук­валь­но каж­дый штрих: ро­бость уче­ни­ков, их ко­ле­ба­ния и, на­ко­нец, ре­ши­мость ид­ти на­встре­чу опас­но­сти. Иисус с гла­за­ми, пол­ны­ми слез, у гроб­ни­цы; сёст­ры, по­дав­лен­ные го­рем; сму­ще­ние Мар­фы, от­ва­лен­ный ка­мень и власт­ный при­зыв, услы­шан­ный в иных ми­рах: «Вый­ди, Ла­зарь!» Без­молв­ная фигу­ра в са­ване на по­ро­ге скле­па… Тот, Кто вско­ре Сам дол­жен бу­дет прой­ти через вра­та смер­ти, объ­яв­ля­ет Се­бя ее по­бе­ди­те­лем»^[1].

Хри­сти­ан­ское бо­го­сло­вие рас­смат­ри­ва­ет это чу­до как зри­мый сим­вол вла­сти Хри­ста над жиз­нью и смер­тью, как уве­ре­ние уче­ни­ков в сво­ем Вос­кре­се­нии и бу­ду­щем вос­кре­ше­нии мерт­вых. По­это­му дан­но­му со­бы­тию по­свя­ще­на суб­бо­та ше­стой сед­ми­цы Ве­ли­ко­го по­ста (суб­бо­та Ла­за­ре­ва), пе­ред празд­ни­ком Вхо­да Гос­под­ня в Иеру­са­лим (Верб­ным вос­кре­се­ньем). Ра­ди точ­но­сти сле­ду­ет за­ме­тить, что здесь бо­го­слу­жеб­ное вре­мя не сов­па­да­ет с ис­то­ри­че­ским: вос­кре­ше­ние Ла­за­ря про­изо­шло за ме­сяц или два до Вхо­да Гос­под­ня в Иеру­са­лим (см. Ин.11:54.)

Сам же «Ла­зарь Чет­ве­ро­днев­ный», или «друг Бо­жий», – это го­сте­при­им­ный жи­тель Вифа­нии (пред­ме­стья Иеру­са­ли­ма), брат Мар­фы и Ма­рии, в до­ме ко­то­ро­го оста­нав­ли­вал­ся Иисус Хри­стос (Лк.10:38-41; Ин.12:1-2). Его вос­кре­ше­ние из мерт­вых на чет­вер­тый день (от­сю­да про­зва­ние), со­вер­шен­ное Хри­стом в фор­ме пуб­лич­но­го мес­си­ан­ско­го «зна­ме­ния», ста­ло для иудей­ских вла­стей, опа­сав­ших­ся ре­ли­ги­оз­ных вол­не­ний, по­след­ним ар­гу­мен­том в поль­зу немед­лен­ной над Ним рас­пра­вы (Ин.11:47-53).

Со­глас­но цер­ков­но­му пре­да­нию, по­сле вос­кре­ше­ния Ла­зарь про­жил еще 30 лет и умер в сане епи­ско­па Ки­ти­о­на (о. Кипр). В кон­це IX в. его мо­щи пе­ре­нес­ли в Кон­стан­ти­но­поль. Па­мять – 17/30 ок­тяб­ря и в суб­бо­ту Ла­за­ре­ву.

(8)

Ссылка на праздничную службу:

https://disk.yandex.ru/d/k8MKLBHaqjti4g

Празд­ник Бла­го­ве­ще­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы празд­ну­ет­ся 7 ап­ре­ля (нов ст.), от­сто­ит ров­но на 9 ме­ся­цев от да­ты празд­но­ва­ния Рож­де­ства Хри­сто­ва, име­ет один день пред­праздн­ства и один день по­праздн­ства, в ко­то­рый празд­ну­ет­ся Со­бор ар­хан­ге­ла Гав­ри­и­ла. Пред­праздн­ство и по­праздн­ство от­ла­га­ют­ся, ес­ли Бла­го­ве­ще­ние слу­ча­ет­ся на Страст­ной или Свет­лой сед­ми­це.

На­зва­ние празд­ни­ка ука­зы­ва­ет на ка­кое-то осо­бое, неслы­хан­ное ра­нее «ра­дост­ное из­ве­стие», про­зву­чав­шее еди­но­жды в ми­ро­вой ис­то­рии. Этим и объ­яс­ня­ет­ся от­сут­ствие у празд­ни­ка уточ­ня­ю­ще­го смысл под­за­го­лов­ка (осо­бен­но в оби­ход­ной ре­чи): про­из­но­ся од­но лишь сло­во «Бла­го­ве­ще­ние», мы не бо­им­ся быть невер­но по­ня­ты­ми, ибо «ра­дост­ных из­ве­стий» бы­ло мно­го, но Бла­го­ве­ще­ние слу­чи­лось лишь од­на­жды. Та­ким об­ра­зом, на­зва­ние празд­ни­ка «Бла­го­ве­ще­ние Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­це» бук­валь­но озна­ча­ет: «Ра­дост­ная весть [со­об­щен­ная] Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­це». Ка­кая же ра­дост­ная весть со­став­ля­ет су­ще­ство празд­ни­ка? Кто был вест­ни­ком?

Из Еван­ге­лия от Лу­ки (ибо толь­ко он опи­сы­ва­ет дан­ное со­бы­тие) мы узна­ём, что немно­гим бо­лее двух ты­сяч лет то­му на­зад в ма­лень­ком па­ле­стин­ском го­род­ке На­за­ре­те со­вер­ши­лось пре­вос­хо­дя­щее на­ше ра­зу­ме­ние со­бы­тие — при­ро­да Бо­га со­еди­ни­лась с при­ро­дой че­ло­ве­ка. Здесь жи­ла скром­ная под­дан­ная рим­ско­го им­пе­ра­то­ра Ав­гу­ста, юная Ма­рия, к то­му вре­ме­ни си­ро­та. Она про­ис­хо­ди­ла из ди­на­стии ца­ря Да­ви­да, к ко­то­рой при­над­ле­жал и Иосиф, хра­ни­тель дев­ства Ма­рии, по­жи­лой вдо­вец, ко­то­ро­му Она бы­ла об­ру­че­на во ис­пол­не­ние тра­ди­ции, вос­пре­щав­шей доб­ро­де­тель­ной жен­щине оста­вать­ся оди­но­кой. Иосиф был бе­ден, ра­зу­ме­ет­ся, не афи­ши­ро­вал свое про­ис­хож­де­ние (это бы­ло смер­тель­но опас­но!) и вел жизнь про­сто­го ре­мес­лен­ни­ка.

Мож­но пред­ста­вить чув­ства юной Де­вы, Ко­то­рой, во вре­мя от­сут­ствия Иоси­фа, вдруг зри­мо пред­стал небес­ный вест­ник, ан­гел Гав­ри­ил.

«Ан­гел, вой­дя к Ней, ска­зал:
«Ра­дуй­ся, Бла­го­дат­ная! С То­бою Гос­подь!»

Но Она силь­но сму­ти­лась от его слов и ста­ла раз­ду­мы­вать, что же зна­чит та­кое при­вет­ствие. И ска­зал Ей ан­гел:

«Не стра­шись, Ма­ри­ам, 
ибо Ты об­ре­ла ми­лость у Бо­га:
и вот, Ты зач­нешь и ро­дишь Сы­на,
и на­ре­чешь Ему имя: Иисус.

И бу­дет Он ве­лик,
и на­зо­вут Его Сы­ном Все­выш­не­го.» <…>

И ска­за­ла Ма­ри­ам ан­ге­лу:
«Как же бу­дет это, ес­ли Я не знаю му­жа?»

И ан­гел ска­зал Ей в от­вет:
«Дух Свя­той сой­дет на Те­бя, 
и Си­ла Выш­не­го осе­нит Те­бя,

по­то­му Ди­тя Твое бу­дет свя­то
и на­ре­чет­ся: Сын Бо­жий.»<…>

То­гда Ма­ри­ам ска­за­ла:
«Пред то­бою ра­ба Гос­под­ня; да бу­дет со Мною, как ты ска­зал.»
И уда­лил­ся от Нее ан­гел» (Лк.1:28-32, Лк.1:34-35, Лк.1:38).

О со­вер­шив­шем­ся в эти мгно­ве­ния та­ин­стве труд­но го­во­рить: лю­бые сло­ва ка­жут­ся непро­сти­тель­ной дер­зо­стью. Здесь при­ста­ло толь­ко бла­го­го­вей­ное со­зер­ца­ние тай­ны: «удо­бее мол­ча­ние» (при­ли­че­ству­ет мол­ча­ние), как по­ет­ся в од­ном из бо­го­ро­дич­ных гим­нов.

По­ста­ра­ем­ся лишь по­нять: то, что за­ни­ма­ет несколь­ко строк еван­гель­ско­го по­вест­во­ва­ния, под­го­тав­ли­ва­лось всей ис­то­ри­ей вет­хо­за­вет­но­го че­ло­ве­че­ства, и в диа­ло­ге ан­ге­ла и Де­вы Ма­рии эта ис­то­рия об­ре­ла свой смысл и дол­го­ждан­ное за­вер­ше­ние. Вет­хий за­вет (что зна­чит бук­валь­но «древ­ний со­юз», «ста­рый до­го­вор») Бо­га с че­ло­ве­ком, имев­ший ха­рак­тер под­го­то­ви­тель­ный и вре­мен­ный, от­ныне сме­ня­ет­ся но­вым со­ю­зом со всем че­ло­ве­че­ством и на все вре­ме­на.

Од­ни­ми лишь сво­и­ми си­ла­ми че­ло­век не мог пре­одо­леть глу­бо­чай­шую про­пасть, раз­верз­шу­ю­ся меж­ду ним и Бо­гом, ибо страш­ный удар, со­тряс­ший его в неза­па­мят­ные вре­ме­на («гре­хо­па­де­ние пра­ро­ди­те­лей»), рас­ко­лол его свер­ху до­ни­зу: от выс­ше­го со­зна­ния до те­лес­ной при­ро­ды. Он пе­ре­стал при­над­ле­жать Сво­е­му Со­зда­те­лю, а зна­чит — и сво­е­му ра­зум­но­му «я». По­тре­бо­ва­лась встре­ча и ре­аль­ное со­еди­не­ние Бо­же­ствен­ной и че­ло­ве­че­ской при­ро­ды через Бо­го­во­пло­ще­ние. Толь­ко так мог­ла быть воз­вра­ще­на в пер­во­здан­ное до­сто­ин­ство це­лост­ная при­ро­да че­ло­ве­ка. И в ли­це Ма­рии че­ло­ве­че­ство до­стиг­ло выс­шей точ­ки сво­е­го ду­хов­но-нрав­ствен­но­го раз­ви­тия и очи­ще­ния на пу­тях вос­ста­нов­ле­ния Со­ю­за с Бо­гом.

Неза­ме­чен­ным бы­ло яв­ле­ние Де­ве Ма­рии вест­ни­ка Небес, ни­кто не слы­шал про­ис­шед­ше­го меж­ду ни­ми раз­го­во­ра. Ни­чуть не из­ме­ни­лась ви­ди­мая жизнь ни в са­мом На­за­ре­те, ни тем бо­лее в гор­де­ли­вом Ри­ме по­сле ис­чез­но­ве­ния ан­ге­ла. Но как уди­ви­лись бы жи­те­ли огром­ной мно­го­языч­ной Им­пе­рии, ес­ли бы узна­ли, что имен­но в этом непри­мет­ном со­бы­тии на­шла свое оправ­да­ние и за­вер­ше­ние вся ис­то­рия че­ло­ве­че­ства от Ада­ма и что их по­том­ки ста­нут от­счи­ты­вать Но­вую эру от Дня Рож­де­ния маль­чи­ка, ко­то­ро­го окру­жа­ю­щие пре­не­бре­жи­тель­но на­зы­ва­ли «сы­ном плот­ни­ка»!

«Се­го­дня — на­ча­ло на­ше­го спа­се­ния…», — по­ет­ся за бо­го­слу­же­ни­ем празд­ни­ка Бла­го­ве­ще­ния. Про­дол­же­ни­ем его станет жизнь Бо­го­че­ло­ве­ка Иису­са Хри­ста – «Вто­ро­го Ада­ма», а за­вер­ше­ни­ем — Тай­ная ве­че­ря, Гол­го­фа, воз­глас «Со­вер­ши­лось!», нис­хож­де­ние во Ад, Три­днев­ное Вос­кре­се­ние, Воз­не­се­ние и си­де­ние «одес­ную От­ца».

Древ­ний на­род­ный обы­чай в день Бла­го­ве­ще­ния вы­пус­кать из кле­ток на во­лю пле­нен­ных птиц ме­ло­ди­че­ски за­пе­чат­лен в пре­крас­ных сти­хах А. Пуш­ки­на и Ф. Ту­ман­ско­го.

(3)

Для просмотра фото и видео переходите по ссылке:

https://disk.yandex.ru/d/Hy-GyW1fMYjDmQ

(4)

(8)

В субботу на пятой неделе Великого поста святая Церковь торжественно возглашает молебное пение акафиста, или благодарственной похвалы Пресвятой Богородице. Вследствие этого и сам праздник называется «Похвала Пресвятой Богородице»; данное название используется уже в древнерусских летописях.

Считается, что Акафист Богородице появился после 626 года, когда Константинополь осаждали персы. Во время осады народ искал защиты в храмах Божиих, день и ночь умоляя Усердную Заступницу спасти свой город, а патриарх Сергий носил на руках своих икону Пресвятой Богородицы^[1] по городским стенам. После чудесного избавления города и было составлено данное песнопение, прославляющее Богородицу.

При этом основной Акафиста был кондак Благовещению, который состоял из 24 икосов; считается, что патриарх Сергий Константинопольский добавил в каждый икос через один по 12 херетизмов в каждый (херетизмы – воззвания «Радуйся…» (греч. «хэре»), являющиеся отличительной чертой Акафиста). Сам же кондак появился столетием раньше и был, возможно, составлен преп. Романом Сладкопевцем. После же добавления «херетизмов» кондак Благовещению превратился в песнопение нового жанра – Акафист (само слово «акафист» означает «неседальный», то есть молебное пение, совершаемое стоя).

Впоследствии в VIII веке во время очередного спасения Константинополя (возможно, после осады арабами) появился кондак «Взбранной Воеводе…», который изначально был независимым песнопением, однако потом вошел в состав Акафиста. Таким образом, в VIII веке Акафист приобрел свой современный вид.

Праздник Похвалы Богородицы в 5-ю субботу Великого поста возник в IX веке и впервые упоминается уже в Типиконе Великой церкви; в уставах монастырских (Сттудийском и его редакциях) на этот праздник полагается пение Акафиста Богородице. Есть объяснение, что закрепление Акафиста за 5-й субботой поста произошло уже после того, как в четверг стали совершать службу Великого канона. Обе службы объединяет их историческая связь с Константинополем: служба Великого канона связана с памятью о землетрясении, Акафист – с избавлением от персов. Получается, служба Великого канона как бы «притянула» к себе службу Акафиста, так что в итоге образовалась 5-я седмица – условная «седмица Константинополя».

(5)